Орфография

Тест Правописание приставок

Диктант 1

Потребность души

В Антоне Павловиче Чехове гениальный художник соединился с замечательной личностью, замечательной прежде всего по бесценному человеческому свойству – умению любить людей. «И как весело ему было с людьми! С теми, кого он любил, - пишет Корней Чуковский. – А полюбиться ему было нетрудно, так как, хотя он был человек беспощадно насмешливый и каждого, казалось бы, видел насквозь, он при первом знакомстве с людьми относился к ним с полной доверчивостью, и так неистощима была его душевная щедрость, что многих людей он был готов наделить богатством и своей собственной личности».

На московской квартире Чехова, в его доме в Мелихове, на ялтинской даче всегда обитало множество людей: писателей, художников, актёров, музыкантов… Чехов был необыкновенно гостеприимен и дружелюбен. Он постоянно заботился о знакомых и незнакомых, но нуждающихся в помощи людях: то хлопочет о больном учителе, то помогает поступить в университет даровитому юноше, то ссужает кого-то деньгами, сам всю жизнь нуждаясь в них.

Чеховское служение людям воплотилось в сотнях добрых дел – от  одобряющего слова в адрес начинающего писателя до постройки четырёх деревенских школ, открытия замечательной библиотеки и возведения по его инициативе памятника Петру Первому в Таганроге.

 Любовь Чехова к людям – насущная потребность его души. Его человеколюбие олицетворяло собою ту систему отношений между людьми, торжества которой жаждало его сердце с юношеской поры, когда он стал, по его собственным словам, выдавливать «из себя по каплям раба».

Люди, общавшиеся с Чеховым, ощущали высокое благородство его натуры и тянулись к нему.

 * * *

Диктант 2

На войне

Самолётов  ещё не было видно, но с каждой секундой рокот усиливался, и в изголовье Алексея вдруг надсадно-тонко и прерывисто запело ведро. Острый ноющий звук упрямо бился с мощным рёвом  неба и чем-то далёким, полузабытым  больно пронизывал набухавшее тоской сердце Алексея. Он приподнялся и глянул в небо, но тут же припал к земле и сжался: из длинного журавлиного клина, каким шли самолёты, прямо на четвёртый взвод падали три бомбардировщика.

Серия бомб взорвалась позади взвода, и Алексей непостижимо резким рывком кинулся вперёд, в глубь леса. Он упал возле сосны и когда оглянулся, то на мгновение увидел наклонно бегущих в лес и падающих курсантов. Алексей видел, как в одиночку и группами разбегались по лесу курсанты, и одновременно подумал, что раненых переносить в хаты было нельзя. Мысли, образы и желания ясно проявлялись в мгновения между взрывами, но, как только эти паузы  исчезли и лес начинал опрокидываться в сплошную грохочущую темноту, но ни о чём уже не думал – тело берегло в себе лишь страх, и он временами лежал под деревом, вцепившись в него обеими руками, или куда-то бежал и в одну и ту же секунду ощущал дрожь земли, видел над лесом плотную карусель самолётов. Поддаваясь чувству локтя, он бежал туда, где больше накапливалось людей, и дважды оказывался в поле, и дважды возвращался в лес – в поле было страшнее: десятки самолётов чертили над ним широкие заходные виражи.

 * * *

Диктант 3

Схватка

Танки рванулись вперёд, спеша выйти из зоны обстрела. Не поспевая за ними, бегом двинулась и немецкая пехота.

С замирающим сердцем Звягинцев следил за тем, как, падая и шарахаясь от разрывов, обтекая воронки, быстро приближались расчленённые, скупо редеющие группы солдат. Многие из них уже на бегу строчили из автоматов. И вдруг ожил до этого томившийся в молчании наш передний край! Казалось бы, что всё живое здесь уже давно сметено и сровнено с землёй огнём вражеских батарей, но уцелевшие огневые точки дружно вступили в дело, и по немецкой пехоте хлестнул косой смертельный ливень пулемётного огня. Немцы залегли, однако немного погодя снова двинулись короткими перебежками на сближение.

Только на мгновение Звягинцев поднял прикованные к земле глаза – ничто не изменилось за последние полчаса там, наверху: небо было по-прежнему синее, безмятежно и величественно равнодушное, и так же неторопливо плыли в глубочайшей синеве редкие, словно бы опалённые солнцем и задымлённые по краям облака. Звягинцев увидел краешек этого голубого, осиянного солнцем мира, но всё, что он охватил безмерно жадным взглядом, разило прямо в сердце и было как скорбная улыбка, как прощальная женская улыбка сквозь слёзы.

Совсем близко от его щеки, возле прищуренного глаза, колыхалась поникшая, отягощённая пылью ромашка, а дальше, за причудливым сплетением травинок, отчётливо и резко вырисовывались полусогнутые фигуры врагов, ежеминутно увеличивающиеся в размерах, неотвратимо приближающиеся.

Прямо на окоп Звягинцева направлялись восемь немецких солдат. Впереди них, слегка клонясь вперёд, будто преодолевая сопротивление сильного ветра, быстро шагал офицер. Он беззаботно помахивал палочкой, потом обернулся вполоборота и, видимо, что-то скомандовал. Солдаты обогнали его и побежали тяжёлой рысью.